Когда я был маленький, я очень много занимался спортом. Слово «спорт» в благословенные девяностые имело только одно значение, и я очень хотел себе чёрный пояс по фул-контакт-карате. Думал, что тогда буду прям сильным. Получилось, как в сказке: бились-бились, да только сами разбились. Однажды я ударил по мешку и сложился, как велосипед: вылетело сразу 3 позвонка, два грудных и один шейный. Мешок победил. Как потом выяснилось, для этого было много причин, и главные, конечно, не имели к спорту никакого отношения. Ну, это отдельная история.
Приползаю весь перекошенный к специальным докторам, самолучшим, по рекомендации. Те говорят: ну всё. Гагарин долетался, а ты — допрыгался. Смещение, стирание, защемление, жидкости какой-то там внутри нет… Короче, пока по четыре укола в день блокады и стекловидного тела, и тяжелее трусов не поднимать всю оставшуюся жизнь. Потому что вообще-то это инвалидка, просто у тебя-дурака спина закачана, на мышцах ещё как-то держится. «Поможет?» — спрашиваю. Они на меня смотрят, как на идиота. Ремиссия, говорят, возможна. В лучшем случае.
А я в свои девятнадцать лет, надо сказать, был жутко умный. Ещё папа говорил: «Советский хулиган — самый читающий хулиган в мире», наблюдая, как я с разбитыми костяшками и синяками под оба глаза, в бане «Тихий Дон» читаю. И вот я подумал: если на мышцах держится и тяжелее трусов не поднимать, так атрофируются же те мышцы и вообще держать перестанут. И от уколов тоже наверняка будет всякое нехорошее, мне печень нужна для другого. Короче, спасибо, говорю, я уж как-нибудь сам. Те только плечами пожали.
Ну, сам так сам. А сам — хожу, сохраняя положение тела, как при стойке «смирно». Сидеть могу с трудом и недолго. Лежать — только в позе трупа. Такое ощущение, что связали металлическими струнами и затянули потуже. Повернуться страшно, дышу с осторожностью. От всякой мануалки и массажа становится, конечно, полегче. Правда, несильно и ненадолго. И стОит та мануалка дофига. Самое обидное, что ну вот же, только что, — помнишь себя здоровенным парнягой, хрена ли ваша ремиссия, когда я подтягиваюсь тридцать раз, вернее — подтягивался…
Ну, постепенно начинаю, конечно, разбираться в теме. Тёща со стройки бревно украла, чтоб, значит, я спиной на нем катался. Мануальщики всякие упражнения показывают. Книжка попалась: Норбеков, «Опыт дурака» называется. О, думаю, как раз про меня. Читаю — ахинея какая-то. Сам-то я ни во что такое не верю. Я ведь — жизнь знаю в свои девятнадцать, что вы мне тут рассказываете… Смотрю, в конце — гимнастика. Сначала для глаз, а потом почему-то для спины. И вот как раз та гимнастика отчего-то мне и приглянулась. Думаю — терять нечего, буду делать.
И вот тут началось самое интересное. Казалось бы — сверхмотивация: без пяти минут инвалид в девятнадцать лет, причём это ещё и больно. Вот что ещё должно произойти, чтоб я начал шевелиться?! А я ту гимнастику — не делаю ни хрена. Вернее так: поделал-поделал, чувствую — помогает (!), — и перестаю. Хотя всей гимнастики-то на полчаса, я к двухчасовым тренировкам привычный, вроде — как два пальца, — так ведь нет. И даже не сказать, чтоб какие-то более важные дела находятся. И спина о себе постоянно напоминает, даже в период ремиссии. И ведь вижу — ну помогает же! И опять бросаю.
Потому что — противно: получается, я ту гимнастику я делать — должен. Каждый день. Ну, не ту, так другую. Сдохну же я без этой лечебной физкультуры. Значит — надо. А я — не хочу. Вот руками и ногами махать, как раньше — хочу. А дрочевом этим заниматься, как пенсионер, — ни фига не хочу. Тем более — всю оставшуюся жизнь. Вот не выношу я обязаловки.
Помогла мне, как ни странно, вторая моя специальность и самая бесполезная из наук (как я тогда думал), — филология. Помните, у Марка Твэна Том Сойер забор красил? Как сказали бы современные духовные психологи, там дана пошаговая инструкция, как из состояния принуждения перейти в состояние удовольствия от процесса. К счастью, Марк Твэн был не такой зануда, как нынешние коучи, и все это изобразил в очень легкой и непошлой форме, без морализаторства. И вот — вспомнилось.
Перечитал я эту главку и решил — буду делать гимнастики ровно столько, сколько не западло при любом раскладе. Болит-не болит, или там, с похмелья, или вообще ночь не спал, — могу же я сделать три наклона головой. По-любому — могу. И никто меня не заставляет, это ж не гимнастика, это просто три наклона, как яйца почесать. Сказано — сделано: три наклона головой к груди, насколько получается при моей негнущейся шее. И яйца почесал, конечно. Убедился: по времени и трудозатратам — одно и то же.
Дальше отчего-то захотелось мне ещё пару раз голову повернуть вправо-влево. Вроде как тоже фигня, зато уже можно считать: сделал хоть что-то, молодец. А я и говорю себе, как Том Сойер тем пацанам, которые впоследствии за него весь забор побелили: а вот — хрен! Не заслужил ещё. Повороты головы — только через неделю. Так через неделю для меня два раза башкой покрутить — был настоящий праздник. Ещё через неделю я себе парочку круговых движений разрешил. К тому моменту мне уже устойчиво хотелось гимнастику продолжать. Вместо того, чтоб заставлять себя, как раньше. И я по чуть-чуть продолжал — разрешать себе каждую неделю добавлять по два-три движения, и не больше. Чтоб желание не спугнуть.
Месяца через три я делал полную гимнастику каждое утро. Естественно и с удовольствием. Удовольствие (в смысле — гимнастика) продолжалось полчаса, и иногда в виде праздника я позволял себе покайфовать сорок пять минут. И не больше. Очень хотелось впихнуть туда ещё упражнений. Вместо этого я выбирал — самые лучшие. Потому что глупо тратить на утреннюю гимнастику, даже такую приятную, больше сорока пяти минут. У меня есть более важные дела. Постепенно до меня дошло, что направленное внимание сильно увеличивает пользу от упражнения: если о мышце думать ласково, она — расслабляется, если ругать и заставлять, как я раньше делал, сам того не понимая, — эффект обратный…
Ту гимнастику я делал больше десяти лет без срывов. И перестал делать только тогда, когда нашел на порядок более интересные формы движения и внимания. И теперь использую именно их. Также стараясь уложиться минут в сорок пять, максимум час, ежедневного удовольствия.
…Да, а спина-то как же?.. Вы знаете, как-то мы с ней подружились. Иногда побаливает, бывает. Несильно. Я ей тогда даю какое-нибудь новое приятное движение. Она мне — охотно носит сорокакилограммовый рюкзак, включается при ударе или выходит на мостик… В то же время мне же и в голову не придет запихать её под штангу или заставить делать что-либо противоестественное из любого вида спорта. А естественному движению — мы вместе радуемся. И если спина мне говорит «хватит» — я слушаю спину, а не «мотивацию». Поэтому мои двигательные возможности с годами растут, чего не скажешь о друзьях-спорсменюгах. И самое главное: благодаря всей этой истории я не просто узнал, а прожил и впитал базовые принципы взаимодействия тела, энергии и сознания.
Как-то раз, будучи уже вполне взрослым и здоровым дяденькой, прихожу в родной универовский спорткомплекс, — с друзьями-рукопашниками повозиться. Разминаюсь своей гимнастикой, никого не трогаю. И мимо пробегает знакомый завкафедрой лечебной физкультуры, такой, из идейных. Меня увидел, уши навострил. «А можно, — говорит, — Я тебя на камеру запишу, чтоб со своими дегенератами заниматься?» Так они там этой гимнастикой до сих пор лечатся, он аж дисер защитил. Что-то к вопросу о возможностях восстановления опорно-двигательного аппарата…
Значит ли это, что всякое там карате и рукопашка — это плохо, а суставная гимнастика, волна и управление вниманием — хорошо? Да ни в коем случае.
Одни и те же действия могут привести к совершенно противоположным результатам. Как к потерям энергии, так и к набору. Я знаю людей, которые восстановили свое здоровье при помощи того же карате и людей, угробивших себя энергопрактиками. Абсолютно то же самое работает и в сексе, и в бизнесе. Этот женился — и дела пошли в гору, этот — попал известным местом, как в рукомойник, — и через год-два — ни здоровья, ни бизнеса. На одной и той же теме один зарабатывает миллионы, второй — ничего, третий — тюремный срок… Важно не столько, что делаешь, сколько — как делаешь, откуда и даже — куда… То есть — отношения с собой и с пространством. Тут мы плавно переходим к практической части.
