Когда я слышу про поиск национальной идеи, русскую идентичность и прочие духовные скрепы, меня только удивляет, как люди не замечают очевидного: единственное, что объединяет население одной четвертой части суши — это тюрьма. Вот и вся идея. Она и скрепляет. Это единственное, что касается всех. По любому другому поводу — немедленно поделятся на наших и врагов народа. А тут — полное единство. Как говорил старина Довлатов, каждый надзиратель заслуживал тюрьмы и каждый заключенный годился в надзиратели.
Ни в одной другой стране мира не существует массовой тюремной культуры. Что не означает, конечно, что там нет других проблем или в России нет вообще ничего хорошего. Просто криминал обычно — удел относительно небольших маргинальных групп. В России же все — от президента до «глубинного народа» — в той или иной степени живут по понятиям. Почти каждая структура организационно копирует зону, с поправкой, разве что, на строгость режима. Не верите — попробуйте зайти в любую больницу или школу. «Народные» комедии про тюрьму и детский садик одновременно — глубоко неслучайны. В офисах, подъездах, да практически везде — самые настоящие по сути своей вертухаи. Средний москвич за день проходит личный досмотр чаще, чем заключенный на общем режиме. Особенно умиляет гоповатость МИДа и министерства культуры.
Чем тут гордиться, я не очень понимаю, поскольку криминальный тип психики вовсе не является альтернативой глупости и ханжеству, как триппер не является альтернативой мигрени. И говорит не об особом пути и мессианстве, а об инфантилизме, осложненном анальным и кастрационным комплексами. Симптомы: ощущение враждебности мира и тяга к «жестокой и сильной руке» с последующей компенсацией за счет тех, кто слабее: сдохни ты сегодня, а я завтра. Поведенчески — стремление демонстративно обкакаться, чтоб взрослые тебя наконец заметили, плюс постоянное самоповреждение в различных формах — с той же целью. Потому что где внимание, там энергия. А энергии что человеку, что социуму, погруженному в иллюзии, вечно не хватает. Отсюда общая вялость, сонливость и более чем скромные практические успехи.
Что радует — в нормальных условиях это иногда само проходит. Правда, не у всех. Вот у нас на Кипре обитает Миша-бандит. Ходячий музей 90-х. Все его знают. Только вызывает он не трепет и желание подражать, а удивление и легкую брезгливость, как и любой сумасшедший. И лично мне после встречи с ним всегда бывает немного стыдно.
